«Наука и Техника» [журнал для перспективной молодежи], 2006 № 02 (2) - Коллектив авторов
Подготовка документов, необходимых для оформления брачного обыска, была непосредственной обязанностью священника. Подготовка этих документов оплачивалась гербовой маркой стоимостью один рубль. Иногда встречались случаи венчания с иностранцами, что было новинкой для многих провинциальных священников, которые не отваживались венчать таких новобрачных без письменного согласия духовного руководства.
В синодальную эпоху венчать брак согласно церковных постановлений мог только священник жениха или невесты. Это требование, которое содержалось в «Кормчей книге», повторялось во многих указах Синода. Но реалии послереформенной эпохи со стремительным развитием экономики нивелировали такие постановления, нередко ставя священников в очень затруднительное положение. В начале XIX ст. духовников, которые венчали мирян других парафий без разрешения помещика или его эконома, отправляли в архиерейский дом с намерением «использовать для черновых работ». После наказания, которое длилось, как правило, месяц или два, провинившегося отпускали домой. В дальнейшем вследствии миграционных процессов подобные случаи венчания выходцев с других парафий стали не редкостью, несли чаще всего вынужденный характер и, как следствие, наказывались не так сурово.
Священнослужителям приходилось внимательно следить за изданием все новых ограничений в проведении таинства венчания. Например, в 1806 г. всем епархиальным духовникам было разослано распоряжение, чтобы они «воинских чинов ни в коем случае не венчали под угрозой суда», поскольку это право принадлежало исключительно полковым священникам. В 1861 г. духовенству было разрешено венчать военнослужащих, которые были в краткосрочном или бессрочном отпуске, даже не испрашивая согласия полкового начальства. Священники в этом случае должны были сделать запись в военном билете, указывая — где, когда и с кем повенчан военнослужащий во время отпуска. В 1868 г. было запрещено венчать новобранцев и военнослужащих рядового состава, которые пребывали в краткосрочном отпуске.
Иногда деятельность священника ограничивалась и такими юридическими казусами, которые не имели аналогов ни в гражданском, ни в церковном законодательстве. Так, в 1860 г. был издан, а в 1885 гг. подтвержден запрет священнослужителям венчать студентов университетов. С точки зрения церковного права такие ограничения не имели под собой никакой почвы и целесообразности, и поэтому священники иногда шли молодым людям, желающим вступить в брак, навстречу. Не нарушая канонов, священнослужители в таких случаях нарушали гражданское законодательство, поскольку именно оно запрещало университетскому начальству выдавать студентам их документы, необходимые для венчания.
Истории известны и случаи мирного сосуществования церковного и гражданского права, даже в тех случаях, когда нормативные требования не совсем совпадали. Например, для вступления в брак церковные указы определяли минимальный возраст мужчины в 15 лет, а женщины в 13 лет. Гражданское законодательство империи, продублированное указом Синода 19 июля 1830 года, запрещало осуществлять венчание, если жениху не исполнится 18 лет, а невесте — 16. Брак, заключенный до достижения одним из супругов церковного совершеннолетия, подлежал безоговорочному расторжению. Если мужчине было от 15 до 18 лет, а невесте от 13 до 16 лет, то им просто запрещалось жить вместе до достижения гражданского совершеннолетия, и то в случае, если последствием сожития не была беременность жены или появление на свет ребенка.
Поскольку в Харьковской епархии было большое количество желающих вступить в брак до достижения соответствующего возраста, то с 1857 г ерхиерею было предоставлено право разрешать венчание особ, которым не доставало полгода до установленного законодательством совершеннолетия.
Священники, которые на собственный страх и риск или ошибочно венчали неполнолетних, подвергались суровым наказаниям. Инициировали чаще всего подобные дела помощники благочинного округа. В некоторых случаях священники, обнаружив ошибку, сами спешили доложить об этом в консисторию. В таких случаях, как свидетельствуют материалы одного из архивных дел, принимая во внимание личное признание вины и хорошие рекомендации, священник мог быть направлен в монастырь на разнообразные работы всего на две недели. Юридические нормы, касающиеся венчания в браке лиц, которые находятся в родственных отношениях, в Российской империи долгое время носили расплывчатый характер. Это вызывало массу нареканий со стороны священников и порождало излишнюю переписку между ними и епархиальной властью. Синоидальный указ 1810 года запрещал только браки до четвертой степени родства, а указы 1841 и 1859 гг. не разрешали священникам венчать лица, которые пребывали в первой степени родства. Но поскольку далеко не все священники досконально понимали тонкости родственных отношений, то ошибочные венчания в епархии не были редкостью. Именно поэтому в 1885 г. Синод прислал киевскому архиерею тайный указ с огромной таблицей на случай возможных сложностей, которые возникали при заключении брака между далекими родственниками. В Харьковской консистории неоднократно рассматривались дела с просьбой разрешить венчание людям в седьмой степени родства.
До 1874 г. браки раскольников не признавались ни гражданской, ни церковной властями и расторгались, как только о сожительстве становилось известно из доноса. По закону 19 апреля 1874 г. брак раскольников стал законным после его записи в метрическую книгу. Раскольник, который желал легализовать свой брак, должен был заявить о желании зафиксировать его в метрической книге, письменно или на словах — местному полицейскому управлению, в уездах — уездным правлениям.
Иногда в епархии заключались браки между православными и представителями других христианских конфессий. В таком случае семья брала на себя обязанность воспитывать детей в православной вере. Священники должны были рапортовать в консисторию о крещении детей от конфессионно — смешанных браков.
Осуществляя таинство венчания, священник должен был владеть умением не только юриста, нотариуса, генеолога, но иногда и врача, поскольку именно духовники в первые десятилетия XIX ст. должны были создавать импровизированный консилиум из 2–3 священников для определения способности мирян к семейной жизни в случае расторжения брака по подобным подозрениям. Эти действия не регламентировались законодательством, но до основания медицинских управлений священники были единственной возможной кандидатурой на эту роль. В конце XIX — в начале XX ст. медицинские осмотры проводил земский доктор, но и в этом случае присутствие депутата духовного ведомства являлось также необходимым.
Характерной чертой было и то, что освидетельствование для подтверждения пригодности приживания в браке приходило в судебном порядке, и отказ от осмотра одной из сторон к вниманию не принимался. Однако зачастую консистория по подобным делам даже не начинала разбирательство, указывая, что один человек, беря в супруги другого, дает клятву любить его всю жизнь при любых обстоятельствах, в том числе и в болезни. Если же в браке уже были дети, то получить развод из-за половой несостоятельности одного из супругов было почти невозможно.
Несмотря на более высокие нравственные стандарты, которые царили в обществе в то время, супружеская измена не была фактом из ряда вон выходящим. Церковь, всячески пытаясь искоренить подобные явления, рассматривала каждый ставший известный им случай прелюбодеяния отдельно. Вместе с ними также рассматривались дела о рождении незаконнорожденных детей. Консистрия была завалена подобными делами, что видно из их названий в описях: «О предании церковному покаянию з блудодеяния дьячковскую дочку Попову», «Об определении церковной епитимьи на солдатку Борисову за распутную жизнь» и т. д.
Особенно шокирует количество дел об умышленном убийстве матерями своих незаконнорожденных детей. Заголовки сохранившихся дел говорят сами за себя: «О наложении церковного покаяния Е. Малиновой на незаконное прижитие ребенка и оставление его в сарае с собаками вследствии чего были объедены руки и ноги», «О наложении церковной епитимьи девке Давыденковой за незаконнорожденного младенца и зарытие его в землю», причем в некоторых случаях отцами детей были сами “святые отцы”.